– Я была замужем, – начала Фэнтези.

– Тааак, – улыбнулась я, отложив книгу в сторону, – и что?

– За женщиной.

– Долго? – несколько смутившись, спросила я.

– Угу, – кивнула она, – 9 лет, так-то.

– И что ты хочешь этим сказать? – аккуратно продолжила я.

– Короче, ты мне нравишься, Барби. Ну, в этом смысле, больше, чем друг. Ты очень красивая. Я хотела тебя спросить, могли бы мы, ну, встречаться? Нет, ну, если нет, то все останется как есть, будем просто друзьями.

– Фэнтези, – осторожно начала я, – ты очень дорогой друг для меня. Я ценю твой воистину подвиг добровольно отправиться со мной на изоляцию. Я не сужу тебя за твои, скажем, предпочтения, но их не разделяю, так что предлагаю оставить все как есть. Окей?

Фэнтези согласилась, и больше к этой теме мы не возвращались. Она порой просила расчесать мои волосы и иногда немного крепче дружеского обнимала меня. Признаюсь, когда я услышала про ее девятилетний опыт сожительства с человеком одного пола и оценила обстановку, что я взаперти 23 часа в сутки с уголовницей, которая полжизни провела в тюрьме за наркоторговлю и попытку убийства, мне стало не по себе. В голове всплыли картинки возможного печального исхода этой изоляции. Однако позже мне было очень стыдно за эти мысли. Фэнтези была и есть мой дорогой друг. Мы до сих пор периодически разговариваем по телефону. Она все еще отбывает срок, но клянется приехать в Россию, когда освободится. Мои родители написали ей письмо с благодарностью за поддержку, и мы ждем ее в гости после отбытия срока.

Перевод в федеральную тюрьму

Посреди ночи из маленького динамика возле железной двери камеры раздался мужской голос:

– Заключенная Бутина?

– Да, – сквозь сон ответила я. И тут же, вздрогнув, проснулась: это ведь за мной, значит, директор тюрьмы не обманул! Я так боялась, что он соврал или они все переиграли, ведь в штате Оклахома было объявлен «красный уровень опасности», в мае в штате уже было зарегистрировано больше 60 торнадо, и погода не собиралась налаживаться, идя на рекордные разрушения за последние пару лет. Нашу с Фэнтези камеру постоянно подтапливало, и к утру на бетонном полу извивались целые реки дождевой воды. Этапирование заключенных обычно проводилось спецбортом авиации службы маршалов, а в такую погоду самолет вряд ли рискнут поднять в небо.

– Собирайся. Скоро за тобой придут, – настойчиво продолжил голос.

– Сколько сейчас времени, сэр? – этот вопрос я уже задала, спрыгнув с кровати и подлетев к динамику.

– Около полуночи, – голос сделал небольшую паузу. – Они придут за тобой через час.

– Я буду готова, сэр! Спасибо вам! – радостно ответила я.

Час на сборы мне, конечно, не требовался. Я ждала этого дня каждую минуту – сперва месяц в общем бараке тюрьмы, а потом еще неделю в железной без окон камере для особо опасных преступников. Каждый вечер я аккуратно складывала униформу на тюремные тапочки, а поверх них – один-единственный открытый конверт с листочками дневника, надписанный для моего адвоката Боба. Когда меня заберут, я собиралась напоследок лизнуть клейкий край, запечатать конверт и передать надзирателю для отправки. Его обязаны были послать почтой указанному адресату.

Так что сборы заняли у меня не больше минуты. Уже в униформе я залезла обратно на свою верхнюю железную полку и уставилась в потолок, терпеливо ожидая, когда пройдут 59 минут. Сердце, казалось, хотело выпрыгнуть из груди: «Что меня ждет дальше? Какие новые испытания мне готовят американские власти? Снова одиночка или общий режим? Какая она, федеральная тюрьма? Какие там заключенные – такие же, как моя Фэнтези и те милые девушки, которых я встречала на своем пути? А может, они совсем другие – заядлые преступницы, которых на годы отправили за решетку, чтобы они заплатили на свои страшные деяния?» Я на секунду пожалела, что покину наш с Фэнтези маленький, 3,5 х 2 метра, железный бункер, где мы так много играли в карты, я читала ей вслух, а она учила меня делать тюремный лимонад, растворяя мятную карамельку в стакане с водой.

«Что ж, не стоит грустить, – подумала я, – хоть это и страшно, но зато на шаг ближе к возвращению домой». Чтобы отвлечься от мыслей о пугающей неизбежности, я села на бетонной койке, подогнув под себя согнутые в коленках ноги, и тихонько, стараясь не разбудить соседку, которая уже, наверное, видела третий сон и громко сопела, тихонько запела нашу походную песню, которую когда-то в далеком детстве мы, уставшие после исследования гор Алтая подростки, пели хором у ночного костра: «Там птицы не поют, деревья не растут, и только мы плечом к плечу врастаем в землю тут…». Я закрыла глаза, и вот уже и нет вокруг железных стен, а только мерно потрескивают угли костра, а надо мною бесконечное звездное небо.

– Барби? – послышался с нижней полки тюремных нар сонный голос Фэнтези. – Они скоро придут за тобой, да? – ее личико в больших очках с черной толстой оправой смотрело на меня снизу вверх.

– Да, Фэнтези. Надзиратель только что сказал. Я не хотела тебя будить.

Я, конечно, врала. Я очень хотела, чтобы она проснулась, чтобы сказать ей напоследок в очередной миллионный раз, что она спасла меня от страшного одиночества. Я бы обязательно сделала это, но только в последние несколько минут, прежде чем покину камеру. Долгое прощание было бы слишком тяжело для нас обеих.

Даже в полумраке комнаты я видела, что ее совиные глаза наполнились слезами.

– Фэнтези, – шепотом сказала я, – я буду скучать по тебе. Ты спасла меня, спасибо.

– Хватит уже, – она подняла руку и погладила меня по коленке. – Я люблю тебя, Барби. Я тоже буду скучать. Ты не забывай меня, ладно? Я приеду к тебе в Россию и познакомлюсь с твоими родителями и котом, Мейсоном, кажется, – натужно улыбнулась Фэнтези.

– Не забуду. Никогда. Обещаю.

Динамик вновь ожил:

– Собирайся. Охрана будет через пару минут.

– Я готова, сэр! – громко сказала я и быстро спрыгнула с верхней полки.

Фэнтези бросилась мне на шею, и мы обе тихо, почти неслышно заплакали. Дверь щелкнула.

– Мне пора, – аккуратно отстранила я от себя Фэнтези. – Я найду тебя, как только смогу. Слышишь? Я обещаю.

И я вышла из камеры в маленький железный холл. Там меня уже ждала надзирательница. Протянув мешок с униформой Александрийской тюрьмы, она приказала мне переодеться в душевом закутке. Покосившись на красный глазок камеры в углу, я переоделась и отдала женщине тюремную униформу «Шейди Каунти». Забрав